Нет, все-таки нужно взглянуть на господина Дердекена. Слишком быстро начали вращаться городские сенсации вокруг его таинственной фигуры.
Но сначала, пожалуй, нужно заглянуть в городскую клинику. У меня там есть хороший знакомый.
Антон Григорьевич Штерн – главный врач городской больницы – отличный хирург. «Золотые руки» – это даже мягко сказано. Его бессчетное количество раз пытались переманить ведущие столичные клиники, но Антон Григорьевич каждый раз отвечал категорическим отказом. Он человек старой закалки, и считает, что каждый должен приносить пользу на своем месте. По принципу «где родился, там и сгодился». Я его знаю очень давно: с раннего детства. Антон Григорьевич – хороший папин приятель.
В общем, есть надежда разжиться информацией по поводу смерти Терехина.
Я вырулила со стоянки кафе и направилась прямиком к городской больнице.
Мне повезло. Антон Григорьевич только что закончил операцию и отдыхал положенные полчаса в своем кабинете. Меня в больнице хорошо знали, поэтому пропустили к нему беспрепятственно.
– О! Майка! – встретил меня Антон Григорьевич радостным восклицанием. – Привет!
Мы чмокнулись. Штерн оглядел меня внимательным взглядом.
– Цветешь, как роза!
– Спасибо.
– Я очень рад тебя видеть, – закончил он. Проводил меня к креслу и спросил:
– Чаю?
– С удовольствием.
Антон Григорьевич высунулся из кабинета и вполголоса попросил:
– Люсенька, душа моя, нам по стаканчику... С лимоном.
Вернулся ко мне, уселся в кресло напротив и спросил:
– Когда на свадьбу позовешь?
– Когда найду, с кем рядом сесть, – ответила я.
Антон Григорьевич удивился:
– А разве ты его еще не нашла? Я думал...
Тут он оборвал себя, потому что в кабинет вошла секретарша с большим деревянным подносом. Разгрузила на столе чайные принадлежности, улыбнулась мне и скрылась за дверями.
– Как родители? – спросил Штерн, уловив мое нежелание говорить на личные темы.
– Все так же, – ответила я с тяжелым вздохом.
– А чего ты хотела? – мгновенно разобрался Антон Григорьевич в моих переживаниях. – Ты у них одна! Поэтому и опекают!
Я снова вздохнула. Это я и сама понимаю. Но легче от этого не становится.
– Терпи! – посоветовал Штерн. Отхлебнул немного чая и договорил:
– Или замуж выходи, прости за рефрен...
Я взяла чашку и сделала вежливый глоток. Пить не хотелось, но приступать к делу прямо с порога показалось мне не слишком вежливым.
– До чего я рада вас видеть! – начала я издалека.
Антон Григорьевич насмешливо сощурился.
– Ой!
– Честное слово! – заверила я.
– С чего бы это?
– Ну, хотя бы с того, что вы единственный человек, который называет меня по имени! Дома все до сих пор сюсюкают: «ая» да «ая»... Надоело, честное слово!
– Майка, не тяни, – посоветовал Штерн. – Я твои заходы-выходы наизусть знаю. Спрашивай, что нужно, у меня через десять минут обход начинается.
Я отставила чашку в сторону.
– От чего умер Терехин?
Штерн фыркнул.
– Ну, конечно! Мог бы и сам сообразить, зачем ты ко мне явилась!
– Я не...
– Ладно! – оборвал он меня добродушно. – Понимаю, работа такая.
Он постучал пальцами по столу.
– Майка, честное слово, никакого криминала! Я понимаю, твой шеф жаждет сенсации, но...
Штерн помедлил.
– Но сенсации не будет, – договорил он твердо. – У Терехина был сильнейший сердечный приступ. Смерть наступила почти мгновенно. Никакого криминала, никакой таинственности.
– А чего ж его перед смертью перекосило от страха? – поинтересовалась я невинно.
Штерн нахмурился.
– Уже разнюхала! – сказал он неодобрительно.
– Работа такая! – вернула я шайбу.
– О-хо-хо...
Антон Григорьевич снова побарабанил пальцами по столу.
– Мое имя в своих трудах не упоминай, – предупредил он.
– Дядя Антон! И так понятно! – упрекнула я.
– В общем...
Он поколебался.
– В общем, выражение лица у него было довольно странное. Он действительно чего-то испугался. Я бы сказал, смертельно испугался.
– То есть он умер от испуга?
– Он умер от сильнейшего сердечного приступа, – повторил Штерн. – От чего наступил это сердечный приступ – не знаю. Терехин на здоровье не жаловался, у нашего кардиолога не наблюдался. Не знаю, может быть где-то в столице...
Штерн с сомнением пожал плечами.
– Но повторю еще раз: не похоже.
– То есть здоровый и молодой мужчина испугался до такой степени, что получил смертельный сердечный приступ? – не поверила я. – Прямо Гастон Леру, не иначе!
– Это кто? – не понял Штерн.
– Гастон Леру? Это французский писатель. Увлекался всяческой мистикой. «Призрак Оперы»! Помните такой роман?
– А-а-а, – протянул Штерн равнодушно. – Название помню, роман не читал. Но, в общем, ты права. Он чего-то испугался.
– Чего можно испугаться до такой степени? – спросила я.
Антон Григорьевич снова пожал плечами.
– Понятия не имею!
– А на теле нет никаких...
– Ни ран, ни следов пыток, ни увечий, ни дырочек от уколов, – насмешливо перебил меня Штерн. – Не рассчитывай, что мы что-то упустили. Не били его и не мучили. Никаких препаратов в крови нет. Повторяю еще раз: сильный сердечный приступ. И как печальное следствие – смертельный исход. Между прочим, по статистике это самая распространенная причина смерти в России.
Он посмотрел на меня и добавил:
– Все, Майка! Давай чеши отсюда, у меня своих дел полно.
Я поднялась с кресла и сказала:
– Спасибо, дядя Антон. Век не забуду вашей доброты.
– Да ладно, – ответил он добродушно. – Какие между нами счеты!